Поэт Алексей Рюмин вышел на балкон подышать свежим воздухом. Весна в этом году выдалась на удивление прохладной. Алексей вздохнул полной грудью, сжав в мощных руках балконные перила, и счастливо воззрился на раскинувшуюся перед ним панораму города. Он жил на двенадцатом, последнем, этаже, и весь город перед ним был как на ладони. Утро было в самом разгаре. Где-то к востоку уже вовсю дымила какая-то труба, по улицам деловито сновали автобусы и автомобили, рабочий люд расползался по местам своей трудовой деятельности. «Вот она, весна жизни», — подумал Алексей с теплотой в своём добром сердце.
Потом он выкурил сигарету, выкинул окурок вниз и перекинул одну ногу через перила. В зубах он зажал какой-то бумажный лист, согнутый несколько раз. Алексей ловко перебрался на балкон соседней квартиры, громко постучал в оконное стекло, и через мгновение он уже входил в чужую комнату. Хозяин был дома. Йохан Фредриксон сидел в полутьме за компьютером и что-то программировал. Фредриксон был математик и преподавал в местном университете.
— Доброе утро, Фредриксон, — поздоровался Алексей.
Фредриксон растерянно посмотрел на него и кивнул. Это был немолодой уже и очень необщительный человек, одетый во всё чёрное.
— А я тут это… принёс тебе свою новую публикацию, — Алексей показал ему то, с чем он явился — городской еженедельник, на первой странице которой была напечатана его собственная физиономия и его же собственные стихи. На фотографии в газете Рюмин выглядел, словно пророк из светлого будущего или, по крайней мере, как путешественник из дальних стран.
— Поздравляю, — тихо произнёс Фредриксон и опять углубился в свою работу.
Алексей немного посидел в тишине, крутя головой по сторонам, а потом спросил:
— Что делаешь?
От громкого звука его голоса Фредриксон испугано вздрогнул. На экране перед ним проворно сновали туда-сюда какие-то разноцветные точки.
— Мой новый проект, — неохотно ответил он.
Алексей придвинул стул ближе.
— Это вот что? — ткнул он пальцем в экран.
Фредриксон вздохнул и объяснил:
— Это модель вселенной. Точки — это звёзды. Или даже галактики, — добавил он после некоторой заминки.
— Или молекулы, — передразнил его поэт. — А чего они скачут?
— Они перемещаются согласно физическим законам, — покорно ответил Фредриксон, но тут Алексей перебил его.
— Ага! — вскричал он. — Я всё понял! Вот это число изменяется!
— Ну, да, — сказал Фредриксон, посмотрев, что тот показывает. — Оно и должно меняться. Это энтропия.
— Что-что? — опешил поэт. Ему показалось, что этот термин из области физиологии, а не физики.
— Энтропия — это, скажем, мера хаотичности, — пояснил Фредриксон. — В закрытых системах она всегда увеличивается. Или, чтобы тебе было понятно: всё в этом мире изменяется от порядка, логоса, к беспорядку, хаосу.
— А разве не наоборот? — Алексей подозрительно прищурился.
— Нет-нет, что ты! — Фредриксон, казалось, даже слегка рассердился. — Это сорок лет назад в наших школах могли сказать такое, но тогда господствовали утопические научные теории!
— Сорок лет назад я ещё не родился, — заметил Алексей, доброжелательно улыбнувшись. — Вообще, люблю я заходить к тебе, всегда узнаю что-то новое.
Он достал блокнот и аккуратно записал в нём: «Хаос, логос, энтропия». Здесь Алексей записывал творческие идеи и всё, что могло пригодиться ему при сочинении стихов. Фредриксон знал о назначении блокнота, поэтому особо не удивился.
— Так это, значит, вселенная, — поэт придвинул стул ещё ближе.
— Модель вселенной, — поправил его Фредриксон.
Точки на экране двигались с какой-то угрожающей предопределённостью. Вдруг они начали собираться все в одном месте. Число, показывающее энтропию, росло и росло.
— Что это? — вскричал Алексей.
— Полагаю, коллапс вселенной, — спокойно ответил Фредриксон. — Все звёзды собрались в одной точке пространства.
— Не все! — Алексей показал в угол экрана. — Эти вот почему-то отрываются от коллектива!
— Да, действительно, — не стал спорить Фредриксон. — Вся вселенная собралась в одной точке, кроме этого отщепенца.
Алексей задумался, а потом спросил:
— Фредриксон, а что стало со всеми этими звёздами, с существами, которые их населяли?
— Все погибли, — ответил математик. — Разве что в этой улетевшей системе кто-то остался.
— Как это — все? — не поверил поэт.
Одиночная точка удалялась на экране всё дальше и дальше, а потом вылетела куда-то за пределы видимой области и исчезла. Фредриксон остановил работу программы.
— А мы, наше Солнце, — спросил Алексей, — мы погибнем вместе со всей вселенной или улетим в пустоту?
— Не знаю, — ответил Фредриксон. — Учитывая то, что, согласно этой модели, спасся всего один мир из миллионов, наше Солнце, скорее всего, погибло.
— Ужас! — Алексей мертвенно побледнел.
— Успокойся, это всего лишь математическая модель, к тому же гипотетическая.
— То есть ничего общего с реальностью она не имеет?
— Ну, как это не имеет… — Фредриксон почесал за ухом. — Энтропия вселенной, так или иначе, будет возрастать, и мы все когда-нибудь погибнем, и над всем безраздельно воцарится мрак…
— Ужас! — повторил Алексей.
Фредриксон лишь развёл руками.
— Я тебе не верю, — твёрдо сказал Алексей. — Нас, человечество, ждёт светлое будущее. Нельзя всё сводить к одним лишь числам. Числа — они бездушные. Когда-нибудь они тебя погубят, Фредриксон.
Математик незаметно усмехнулся.
— Ну разве числа могут отразить стремление человека к совершенству? — продолжал с сияющими глазами Алексей Рюмин. — Стремление к красоте, справедливости, порядку!? Через несколько десятков лет мы построим первые поселения на Юпитере, покорим дальний космос, а потом… потом сами будем перемещать звёзды, как нам заблагорассудится! И согнём твою энтропию в бараний рог!
Фредриксон, казалось, потерял дар речи.
— Давай, я почитаю тебе свои стихи, — немного успокоившись, сказал поэт. — А потом я пойду… У меня ещё несколько экземпляров газеты осталось разнести.
Алексей встал, поставил одну ногу на стул, на котором сидел, а одну руку простёр куда-то в сторону, откашлялся и начал декламировать:
— Квант красоты
на корабле
отправим мы
в чёрную дырку!
23 апреля 2009 г.